Умер Петрович"Когда помер старик Петрович (еще по Новосибирску мне знакомый), то в мировых новостях об этом почему-то не сказали ни слова.
Он не был миллионером. Не пел песен. Не снимал навороченных клипов.
Сам Петрович давно уже, правда, говорил: "Вот отброшу коньки, так хоть на том свете отдохну". Отдыхать было от чего. Петрович многие годы вел судомодельный кружок. Иногда подбирая мальчишек прямо с улицы, где они уже вот-вот готовы были начать превращение в шпану. Эти пацаны круглые сутки околачивались у Петровича в мастерской, вместо того, чтобы пить и вмазываться по подворотням. Официально судомодельный кружок работал с пяти до девяти вечера, но на самом деле там, на топчане всегда ночевал кто-нибудь из тех мальчишек, которым некуда было податься, потому что пьяные родители опять вышибли из дома. Многда Петрович совал им деньги: "Купишь пожрать, и чтоб без всяких фокусов, понял? Узнаю, что пиво покупал - больше не придешь". Ходил ругаться с родителями.
И постепенно Петрович приучал пацанов к работе на токарном станке. Да и вообще - учил пилить, клеить, шлифовать, строгать, работать рукой, глазом и головой. Рассказывал о том, как в молодости служил на Тихоокеанском флоте (он коротко говорил "на ТОФе") старшиной второй статьи, а пацаны слушали, разинув рты - рассказывать он умел. Из рук его питомцев выходили крейсера и подводные лодки, которые влёт брали призы на областных соревнованиях. Потом мальчишки вырастали и уходили - в армию или в мореходку. Возвращались уже в фуражках с якорями и первым делом шли к Петровичу - благодарить. А он все так же курил злой "Беломор", кашлял и свирепо ругался на "косоруких" новичков, которым еще только предстояло научиться делать все правильно.
В те дни, когда к нему приходил кто-нибудь из старых "кружковцев", да еще и с флотскими погонами, из витрин доставались все модели, которые Петрович берег пуще глаза. "А помнишь, Мишка...?" - спрашивал старик у капитана второго ранга, показывая ему модель канонерской лодки "Кореец". Мишка помнил - еще бы, он ведь сам собирал ее по чертежам из "Моделиста" или дефицитного польского "Maly Modelarz". На стенах кружка висели самодельные, сфотографированные старым "Зенитом", портреты тех, кто когда-то вышел из этих самых стен и ушел в большую жизнь, как в море. И под каждым портретом Петрович сам, никому не доверяя приклеивал выстуканную на машинке подпись. "Егор Сергеев, штурман, Владивосток", "Николай Дубских, капитан торгового флота, Мурманск". Это были птенцы его гнезда, для которых он стал больше чем отец и мать, которые получали от него по голове деревянным угольником и бегали к нему рассказать о своих бедах.
В последние годы Петрович болел сильно, совсем обезножел. Теперь кружок вел один из "стариков" - давних выпускников. Но Петрович по-прежнему зорко наблюдал за всем, что творится, хоть и появлялся на кружке раз или два в неделю. Жил он одиноко. А когда умер, после него осталась пустая сберкнижка и пятьдесят рублей. Он отдал все, ничего себе не оставил.
Но похоронили Петровича как надо: за гробом шли пацаны, и шли люди в черных флотских шинелях. Старшина второй статьи наверняка не желал бы себе лучших проводов."
(с) Лейт ака Вадим Шарапов